Похоже, что недобрая традиция «выжать банк досуха и сбежать с деньгами» подходит в Украине к концу: за собственников неплатежеспособных отечественных банков взялся международный фонд проблемных активов.
Как это всегда случается во время кризисов, в 2014-2015 годах в Украине образовался огромный объем проблемных активов. Тут и неоплаченные долги, и активы, по поводу которых идут длинные судебные споры. И, конечно, те компании и банки, которые либо находятся на грани банкротства, либо уже в процессе банкротства. Только одних банков рухнуло за год четыре десятка. Во время кризиса хватает и случаев рейдерских захватов.
В общем, в стране есть изрядный объем разнообразных активов, находящихся в подвешенном состоянии. А потому – имеющих минимальную рыночную цену. «Минимальная цена»? Это сигнал для инвестора. Но дело в том, что обычные инвесторы ждут, пока ситуация успокоится, когда страна начнет выползать из кризиса. Ну и еще инвесторы ждут приведения правовой системы к такому состоянию, чтобы были защищены их интересы.
Хотя, не секрет, что вслед за стабилизацией начнется рост стоимости активов. А значит, у инвесторов резко сузятся зазоры для получения солидной прибыли. Впрочем, есть и такие капиталисты, что ждать не желают. Их интересуют недооцененные активы, а риски, связанные с их защитой, такие инвесторы считают для себя вполне преодолимыми.
Действительно, в мире есть целый класс инвесторов, которых привлекают кризис и проблемы – как возможность получить высокие, пусть и рискованные прибыли. Это, прежде всего, различные хедж-фонды, в чьи инвестиционные приоритеты входит покупка проблемных активов. У них сильные юридические команды, умение договариваться и аппетит к достижению максимально высокой прибыли. Появились они и в Украине. Что существенно меняет положение дел на финансовых рынках страны.
Черный Орел пришел
В частности, в конце марта на сайте фонда конфликтных инвестиций Black Eagle Litigation Fund (его управляющий и совладелец – проживающий в Швейцарии экс-россиянин Валерий Тутыхин, партнер швейцарской фирмы John Tiner & Partners SA, другие партнеры не разглашаются) появились два объявления. Первое объявление гласит о том, что фонд готов покупать «плохие» долги неплатежеспособных украинских банков, а второе – о том, что он готов предоставить вознаграждение за информацию о схемах вывода активов из таких финансовых учреждений.
Фонд Black Eagle известен тем, что еще в начале 2000-х годов скупал в России права потерпевших от рейдерских захватов собственности на той стадии, когда все обычные средства защиты были исчерпаны. Потом фонд доводил ситуации до возврата активов или выгодного урегулирования с их новым владельцем. Его основным инструментом было давление на офшорные холдинги рейдеров.
Этот же фонд в 2013 году скупал «застрявшие» депозиты в кипрских Bank of Cyprus и Laiki Bank. Как известно, тогда правительство Кипра в обмен на кредит в 10 млрд евро приняло решение оставить крупных вкладчиков проблемных банков с носом – все, у кого было на счетах более 100 тыс евро, должны были потерять от 40% до 60% размещенных на Кипре сумм. Фонд Black Eagle сразу взялся за работу с проблемными активами, только для финансирования исковой работы было аккумулировано около 25 млн евро, к процессам подключились влиятельные юридические компании. И это при том, что, по факту Фонд был вынужден «бодаться» за деньги вкладчиков с самим государством.
В случае с украинским проектом Фонда Black Eagle речь, очевидно идет о преследовании собственников и влиятельных фигур по поводу активов, выведенных из проблемных банков. Как мы помним, до сих пор проблемные банки доставались ликвидаторам практически «пустыми». И если мелкие вкладчики что-то получали, то крупным клиентам и юридическим лицам не возвращали ничего. Мы задали вопрос Валерию Тутыхину по телефону – как он намерен положить конец этой недоброй традиции. Но он отказался комментировать украинские интересы фонда, сославшись на коммерческую тайну.
Как это обычно происходит
Что ж, логику действий Black Eagle можно попробовать прояснить, разобравшись с тем, как обычно действуют фонды-стервятники.
Начнем с того, что это не вполне обычные инвестиционные фонды. В мире их не более нескольких сотен. Большинство их работают под юрисдикцией США. Это, как правило, закрытые фонды, избегающие публичности. Что понятно – чем больше о них знают преследуемые должники, тем меньше у фонда шансов добиться успеха.
Официально такие фонды именуют себя distressed assets funds (фонды проблемных активов), special situations funds (фонды специальных ситуаций), но в деловом обиходе закрепилось название «vulture funds» — «фонды-стервятники», которое наиболее точно описывает то, чем они занимаются.
Фонды-стервятники скупают проблемные активы, которые нормальные инвесторы никогда не купят ввиду мизерных шансов вернуть вложенные деньги. Они приобретают просроченные долги, дефолтные облигации, акции компаний, балансирующих на грани банкротства, спорные права требования.
Затем фонды проблемных активов через непростые и длительные юридические процедуры добиваются либо погашения долга по номиналу (даже если он куплен с огромным дисконтом или попал под реструктуризацию), либо поглощения самой проблемной компании целиком или ее наиболее интересного актива. На поглощение компании-жертвы фонды идут, как правило, в партнерстве со стратегическим отраслевым инвестором. Отраслевому инвестору интересен юридически очищенный и уже спасенный от увода актив. За него фонд проблемных активов получает уже вполне рыночную, без дисконта, цену.
В первом из описанных вариантов – погашение долга по номиналу – фонд зарабатывает на разнице между номиналом и ценой приобретения проблемного долга.
В этом и состоят заработки фондов проблемных активов.
Есть немало примеров, как фонды-стервятники работали с долгам государств. Например в ноябре 2012 года два таких фонда – NML Capital Ltd. и Aurelius Capital Management (оба аффилированы с влиятельными фигурами американского политического истеблишмента) — вызвали международный скандал, заблокировав через американский суд реструктуризацию суверенных долгов Аргентины. Forbes.UA об этом писал в ноябре 2012 г.
Когда Аргентина реструктурировала свои долги в 2001 году, то большинство инвесторов согласилось дисконтировать свои требования до 30% долга, чтобы не списывать долги полностью. Реструктуризация шла около 10 лет, и основные выплаты должны были начаться в 2014 году. Фонды-стервятники скупили на вторичном рынке обесцененные облигации и получили в американском суде решение, по которому инвесторам, не согласным с условиями реструктуризации, причитается полная сумма долга. Выплаты по суверенному долгу и новые заимствования Аргентины были полностью заблокированы до получения “проблемными инвесторами” 100% номинала по приобретенными ими аргентинским облигациям.
Президент Аргентины с трибуны ООН прямо обвинила США в покушении на суверенитет страны, но судебное решение до сих пор остается в силе.
Случай с Аргентиной – не единичный пример действий фондов-стервятников. Donegal International, принадлежащая британскому мульти-миллионеру Майклу Френсису Шихану (Michael Francis Sheehan) купила за 3 млн. долларов просроченный долг Замбии за поставку сельхозтехники номиналом в 15 млн долларов. Проблемные долги были выкуплены у страны-кредитора — Румынии, которая отчаялась получить хоть что-нибудь, продала права требования фонду-стервятнику. Процессы шли много лет, но закончились победой Donegal International, которая отсудила в Высоком суде Лондона суде полную сумму.
Случай с Замбией интересен тем, что судебные решения выносились независимым от страны-должника судом – в Великобритании.
А вот эпизод с иском к Конго интересен тем, что погоня за активами шла по всему миру. Правительство Демократической Республики Конго получило в американском суде не только иск на 100 млн. долларов (по долгам времен диктатора Мобуту), но и требование раскрыть все зарубежные активы по всему миру, на которые можно обратить взыскание. За неподчинение приказу американский суд наложил на ответчика штраф в 80,000 долларов в неделю. Сейчас в американских судах слушается еще несколько дел против Конго – иски на 70 миллионов предъявлены фондами De Moines Investment Ltd. и Themis Capital. Ранее фирма Elliott Associates американского миллионера Пола Сингера (Paul Singer) купила за 10 млн долларов безнадежные долги Конго на сумму в 400 млн долларов и успешно отсудила по ним 127 млн долларов.
Аналогичные истории происходили с Перу, Либерией, Эфиопией, Камеруном и другими развивающимися странами.
Иногда агрессивные фонды скупают не прямые государственные долги, а условные требования, которые еще предстоит подтвердить в суде. После того, как в 2007 году Вашингтонское отделение федерального суда признало государство Иран виновным в организации теракта в Бейруте в 1983 году, из-за которого погибли американские морские пехотинцы, американский фонд RD Legal скупил требования у их семей и теперь рассчитывает на долю во взыскании средств. Заметим, что суд постановил выплатить семьям пострадавших 1,8 млрд долларов.
В некоторых случаях фонды-стервятники покупают долги не с целью взыскать их с самого должника, а с намерением найти других лиц, которые несут ответственность по долгам либо за доведение должника до банкротства.
Как это может выглядеть в Украине
Судя, по содержанию объявлений фонда Black Eagle по поводу проблемных банков в Украине, он намерен заработать на выведенных из них активах.
Формально, взять с несостоятельного банка практически нечего. Все возможные активы к моменту введения временной администрации обычно уже выведены. Те, что вывести не смогли – в распоряжении временной администрации, зачеты долгов возможны только с согласия НБУ. Однако, у владельцев или бенефициаров банков-банкротов, как правило, припрятаны офшорные накопления и есть недвижимость за рубежом.
Видимо, поэтому Black Eagle одновременно с объявлением о покупке прав требования объявил и о покупке информации, касающейся личных активов, а также схем вывода денежных и иных ресурсов из проблемных банков. Если фонд сможет найти в офшорах(и не только там) личные средства владельцев банка-банкрота, он сможет по уже давно отработанным процедурам взыскать нанесенный клиентам ущерб по переступленным правам требования.
Зачем это все нужно фонду — юристам, в целом, ясно. Например адвокат, старший партнер АК «Кравец и партнеры» Ростислав Кравец, который имеет за плечами немало исков и к банкам, и от банков к их клиентам, полагает, что фонд Black Eagle не зря ищет информацию о выведенных активах и обманутых клиентов: «Рентабельность бизнеса по покупке проблемных долгов довольно велика. Дисконты по таким долгам составляют 80% и выше. Кроме того, как показывает практика, структура капитала и активы собственников существенной части украинских банков относительно слабо защищены и спрятаны. В этой связи получение права требования и дальнейшее взыскание активов вполне реально».
Аналогичные процедуры использует, например, нью-йоркский хедж-фонд Platinum Partners. В конце 2013 года он заключил сделку по инвестированию в подтвержденные уголовным следствием права требования к огромной массе офшорных фирм, через которые расхищались средства из Бразилии. Сумма требований – примерно 5,1 млрд. долларов.
Некоторые такие фонды называются litigation funds (судебные фонды), но их инструментарий гораздо шире финансирования судебных процессов. Они предпринимают лоббистские усилия, работают с правоохранительными органами для возбуждения уголовных расследований – в том числе по офшорным юрисдикциям, ищут и арестовывают личные счета и офшоры своих оппонентов, активно связывают их судебными запретами и арестами.
Для таких фондов не бывает безнадежных активов – чем актив проблемнее, тем выше возможная прибыль.
Естественно, чтобы заработать на такой стратегии, у фонда проблемных активов должны быть самые лучшие офшорные сыщики и юристы, а также неформальные связи в финансовом мире. Причем, с каждым годом таким фондам работать против офшорных «заначек» все проще, так законодательство по борьбе с отмыванием грязных денег последовательно ужесточается. И, соответственно, прятаться в офшорах становится все сложнее.
И придраться к тому, что делают фонды, с юридической точки зрения невозможно: они, в отличие от рейдеров, формальную законность соблюдают очень строго.