На днях Высший антикоррупционный суд закрыл дело против экс-министра инфраструктуры Владимира Омеляна. Напомним: дело возбудили по факту недостоверного декларирования (тогдашний министр дважды “забыл” указать в декларации сведения об активах на сумму более 3 млн грн и 8 млн грн соответственно).
Дело закрыли по сроку давности (по первому эпизоду он истек еще в ноябре 2019 года, по второму – в марте этого года). Интересно, что инициатором закрытия дел стал сам Омелян – он обратился с соответствующим ходатайством в ВАКС.
На грани развала также другое резонансное антикоррупционное дело – по формуле “Роттердам плюс”.
Расследование длится с 2017 года, и до августа этого года по процедуре НАБУ было обязано завершить расследование, а САП — передать дело в суд или закрыть дело за отсутствием состава преступления.
На прошлой неделе прошла информации о закрытии этого дела по самой известной коррупционной схеме времен Порошенко. Но в НАБУ затем ее опровергли, заявив, что дело не закрыто, а приостановлено.
Впрочем, это не отменяет того факта, что до сих пор преступление не расследовано и не передано в суд.
И это лишь отдельные примеры того, как разваливаются громкие антикоррупционные дела.
“Страна” разбиралась, почему так происходит.
Антикоррупционный провал
В Украине работает “полный цикл” антикоррупционных расследований, начиная с НАБУ и НАПК и заканчивая ГБР, САП, Высшим антикоррупционным судом и АРМА.
То есть, казалось бы, антикоррупционная машина должна функционировать на полную мощность и давать ощутимые результаты. “У той же АРМА даже есть возможность продавать имущество, полученное по коррупционным схемам, до решения суда”, – говорит глава адвокатской компании “Кравец и партнеры” Ростислав Кравец.
Сами антикоррупционеры исправно отчитываются об успехах.
Так, в отчетах НАБУ говорится, что список дел и подозреваемых в коррупции постоянно растет. Скажем, за первое полугодие этого года НАБУ и САП “наращивали темпы” и “побили собственный рекорд”: количество подозреваемых по коррупционным делам выросло до 125 человек против 84 во втором полугодии прошло года. Правда, в суд пока переданы дела лишь по 17 подозреваемых.
Всего за первое полугодие было возбуждено 406 дел, но при этом 243 – закрыто, присоединено к другим делам или передано другим органам досудебного расследования. В суд передали только 8 дел, расследования по 150 делам – в процессе. По старым делам обвинительных приговоров в первом полугодии 2020 года получено всего 37.
При этом государство получило 1,5 млрд гривен, согласно отчету НАБУ. Правда, львиная их доля – это средства, которые внесены в качестве залога и потому вряд ли до решения суда могут считаться “возвращенными государству”.
В НАПК рапортуют об увеличении количества составленных протоколов: в прошлом году по основным статьям их было 550.
Правда, 364 дела, или 67%, закрыты судом, и только по 122 делам (22%) были обвинительные приговоры суда.
“Доля дел, которые закрываются судами, катастрофически велика (2/3 всех”, – говорится в отчете НАПК.
И более половины таких дел закрывается по истечению сроков давности. Остальные — из-за отсутствия состава преступления.
То есть, как видно, демонстрация активной деятельности на поприще борьбы с коррупцией пока приносит весьма условные результаты.
Сроки “горят”
Экс-министр Владимир Омелян как раз попал в “массовку”. Его дело недавно закрыли по истечению сроков давности. Напомним: дело возбудили еще в 2017 году, и изначально раскручивали по статье “незаконное обогащение”. Пока шло расследование, эту статью успели признать неконституционной и отменить, а само дело перешло в разряд “недостоверного декларирования”.
Речь идет о том, что министр в 2016 году “забыл” указать в декларации дом, который, как заявил позже сам Омелян, он на самом деле арендовал. Он также не упомянул об автомобиле BMW и позже пояснил, что машина – собственность брата.
На днях ВАКС по ходатайству самого Омеляна закрыл дело с формулировкой по истечению срока давности.
“Его сроки вышли еще в марте 2020 года, и по моему желанию дело продолжало рассматриваться в суде. Я считаю, что это дело имеет исключительно политический характер и его целью была дискредитация меня как министра, чтобы остановить приход лоукостеров, реформы на “Укрзализныце” и в “Укравтодоре”. В то же время, так как НАБУ возбудило против меня ещё одно дело “незаконное, совершенное со злым умыслом снижение на 20% портовых тарифов и сборов для морской отрасли с 2018 года” и открыто доступ к материалам этого дела 14 августа с целью дальнейшей передачи в суд, у меня не будет финансовой возможности оплачивать услуги адвокатов сразу по двум судебным процессам. Так как слушания по первому делу (недостоверное декларирование – Ред.), судя по существующей практике, длилось бы еще минимум полгода, вчера, во время судебного заседания я обратился с просьбой к суду закрыть первое дело в связи с истечением сроков, не признавая собственной вины”, — написал Омелян на своей странице в Facebook.
Он также добавил, что истек срок изъятия у него загранпаспортов и ограничения на передвижение за пределы Украины в рамках второго уголовного дела (по портовым сборам). Но ни НАБУ, ни САП не инициировали их продление.
По схеме сроков давности дела в Украине закрывают пачками.
“В Уголовном кодексе, кроме наступления сроков давности, нет других оснований для освобождения от уголовной ответственности для лиц, совершивших тяжкое преступление, тем более – по так называемым «коррупционным» статьям. Единственное, на что может надеяться фигурант, так это на закрытие производства в связи с отсутствием состава преступления, на что следствие часто соглашается, если дело идет к развалу в суде, а позорить “честь мундира” оправдательным приговором не хочется”, — пояснил нам адвокат, партнер АО “Радзиевский и Яровой” Анатолий Яровой.
Не так много времени осталось и у правоохранителей, расследующих дело экс-главы “Укрспецэкспорта” Сергея Бондарчука. Его обвинили в хищении средств государственного предприятия еще шесть лет назад, пять из которых дело фактически стоит.
“Дело приостановлено с формулировкой, что следствию неизвестно мое местонахождение. Хотя оно проинформировано об этом Королевской прокуратурой Великобритании и моими адвокатами. В свое время я также прошел процедуру экстрадиции, а мое задержание в СМИ комментировали представители Генпрокуратуры. То есть теперь делать вид, что не знают, где я, как-то странно. Но такая формулировка – единственная процессуальная возможность держать дело в приостановленном состоянии . Следствие скрывает постановления об открытии/закрытии дела, но, по нашим подсчетам, они уже прошли”, — рассказал нам Бондарчук.
Затягивают за деньги или из принципа
“Освобождение от ответственности по истечению сроков давности – это механизм, предусмотренный Уголовным кодексом, и он является довольно действенным в условиях, когда следствие или судебное рассмотрение дела затягивается.
Есть пять категорий преступлений, для каждой из которых существует свой срок давности, по истечению которого лицо не привлекается к ответственности. 15 лет – для особо тяжких преступлений (например, убийств), 10 лет – для тяжких (где предусмотрено лишение свободы на срок до 10 лет), 5 лет – для нетяжких со сроком тюрьмы от 2 лет, 3 года – для проступков с ограничением свободы и нетяжких со сроком до 2 лет, 2 года – для проступков, не предусматривающих ограничение свободы.
При этом срок давности рассчитывается не с момента выявления преступления, а с момента его совершения и до момента вынесения приговора судьей. То есть если судебный процесс в самом разгаре, а у обвиняемого наступили сроки давности – дело нужно закрывать и ответственности не будет. Впрочем, это не реабилитирующее обстоятельство, то есть в случае вынесения приговора, человек считается виновным, но при этом освобождается от ответственности и наказания”, — говорит Яровой.
Причины, по которым с расследованием затягивают, и в итоге “сроки горят” и дело приходится закрывать, разные.
Одна из них — откровенный шантаж фигурантов дела.
“Если следователь или прокурор хотят злоупотребить своими полномочиями и открывают дело исключительно для шантажа, одним из методов может быть искусственное завышение или занижение степени тяжести преступления, чтобы можно было “перемещать” сроки давности. Особенно эффективно этот “механизм” работает в случае выявления преступления через 2-3 года после совершения.
Тогда фигуранту могут предложить за “благодарность” квалифицировать дело по более “мягкой” статье (часто уровень тяжести варьируется даже в рамках одной статьи), чтобы к моменту завершения расследования или передачи дела в суд сроки давности уже наступили. Если не соглашается, наоборот, шантажируют завышением тяжести (или же изначально квалифицируют по более тяжкой статье, а потом торгуются)”, — рассказывает Яровой.
А если по объективным причинам искусственно занизить сроки давности или уровень тяжести преступления не получается, может быть предложена другая “услуга” – затянуть расследование или рассмотрение дела в суде с длинными паузами.
“Параллельно, кроме сроков давности, степень тяжести также может провоцировать «торги» за потенциальные сроки наказания (или вовсе отсутствие тюремного заключения), если преступление настолько очевидно, что отрицать его наличие будет попросту глупо”, — добавил Яровой.
Его, к примеру, удивляют “сгоревшие” сроки по делу Омеляна.
“Почему следствие длилось два года, если работы там, по субъективной оценке, месяца на два. Точно так же есть вопросы и к скорости рассмотрения дела судом”, — отмечает юрист.
“Это уже отработанная технология в следственных органах, включая антикоррупционные. Тянут до последнего момента, пока дело можно закрыть по срокам давности. И не за “спасибо”. Думаю, бывший министр изрядно “похудел” за это время», — рассказал нам экс-работник НАПК, попросивший не называть его имени.
Суммы, которые приходится платить подозреваемым за игру со сроками давности, разные и зависят от статуса самого фигуранта и резонансности его дела. В любом случае речь идет как минимум о десятках тысяч долларов, а итоговый “бюджет” может достигать нескольких сотен тысяч долларов и больше.
“Так как расследования идут годами, есть повод для постоянной выкачки денег на разных этапах. То “возникают” непредвиденные сложности, то дело передают другому следователю и снова нужно “порешать”, – говорит глава адвокатской компании “Кравец и партнеры” Ростислав Кравец.
Другая причина, по которой затягивают с расследованием — дело изначально шито белыми нитками и его придется закрыть по отсутствию состава преступления или оно почти наверняка развалиться в суде.
“Антикоррупионеры такого не любят, это удар по отчетности и репутации. Поэтому дела просто ставят на стоп”, — говорит наш источник.
Бондарчук говорит, что его дело, которое он сам называет политическим заказом (что он сумел подтвердить в суде Великобритании), по отсутствию состава преступления не закрывают, хотя он добивается именно этого. Вместо этого расследование тормозят последние пять лет. Впрочем, нередко расследователи пытаются убить двух зайцев – и реноме поддержать, и денег срубить. Бондарчук рассказал нам, что ему несколько раз поступали “сигналы” о возможности “договориться”.
“Как правило, правоохранители активизируются в периоды “безвластия”, когда идут перестановки в Генпрокуратуре”, — говорит он.
Фигурант другого громкого коррупционного скандала – бывший глава ГСЧС Сергей Бочковский – которого показательно арестовали прямо на Кабмине Яценюка, спустя пять лет судебных разбирательств сумел добиться признания себя потерпевшим, а недавно Окружной админсуд Киева в очередной раз обязал ГСЧС восстановить Бочковского на прежней должности.
Интересная история с расследованием по скандальной формуле “Роттердам плюс”.
Напомним: СМИ, политики и прочие обвиняли Петра Порошенко и бизнесмена Рината Ахметова, что они вступили в сговор с целью завышения цен на электроэнергию в Украине. Согласно этой версии, при определении тарифа на тепловую электроэнергию решением НКРЭ была использована стоимость импортного угля с доставкой из порта Роттердам. В то же время реальная доля такого угля на электростанциях была очень невелика, а потреблялся там более дешевый украинский и российский уголь либо уголь с неподконтрольных территорий Донбасса.
У Порошенко и Ахметова эти обвинения отрицают, но несколько лет назад НАБУ возбудило по этому поводу дело, оценив “недополученную выгоду” потребителей вследствие внедрения формулы на уголь “Роттердам плюс” в 18 млрд гривен.
Однако сейчас, несмотря на годы расследования, дело фактически лежит мертвым грузом.
В начале лета глава САП Назар Холодницкий в одном из интервью признал, что доказательная база по этому делу еще не собрана, а в августе истекли 3,5 года, за которые по законодательству, расследование должно быть завершено.
Дело сейчас приостановлено. В НАБУ находят много причин, почему до сих пор процесс тормозится. Например, что правительство не хочет представлять интересы потерпевших. Также не так давно в СМИ со ссылкой на некие источники появилась информация, что экспертиза СБУ не подтвердила нанесение ущерба государству по схеме “Роттердам+”.
В то же время источник “Страны” в правоохранительной системе смотрит на эти объяснения скептически.
“Расследование велось годами. И вот на тебе – нет никакой доказательной базы по одной из самых громких коррупционных схем времен Порошенко. И тут же все вокруг виноваты – то Кабмин, то СБУ. Подобная схема, кстати, использовалась и по делу против Коломойского по “Приватбанку”. Несколько лет были какие-то невнятные движения по нему. А потом, когда стали появляться вопросы, то через знакомых активистов и журналистов слили информация, что СБУ с какой-то экспертизой тормозит. “Тормозит с экспертизой” – это уже коронная отмазка. Почему? Не хватает квалификации или тупо продают дела? Или же сказываются совместные ночные посиделки Сытника с Грановским и Порошенко у того дома (речь идет об известном скандале 2018 года – Ред.). Вопрос открытый. Американцы очень тщательно создавали у нас антикоррупционную вертикаль, но украинская жизнь внесла свои суровые коррективы”, – говорит источник.
Как тормозят расследования
Есть и третья причина, по которой в Украине разваливаются антикоррупционные дела, — банальный непрофессионализм самих расследователей.
“Как это не парадоксально, но у нас до появления антикоррупционных органов обвинительных приговоров по коррупционным делам, расследуемым Нацполицией, было больше, чем сейчас. Антикоррупционеры в погоне за громкими и “быстрыми” делами нередко допускают банальные ошибки. Скажем, собирают доказательную базу с нарушениями, и суд ее попросту не признает. Да и специалистов, которые могут провести грамотную экспертизу и раскрутить всю цепочку, там не так много”, — говорит Ростислав Кравец.
Наш источник, бывший сотрудник НАПК, говорит, что по сложным делам со схемами вести расследование непросто — нужны сложные экспертизы, опрос массы свидетелей и др. Кроме того, сложно доказать причастность к схемам “заказчиков”. Есть и другие нюансы. Скажем, можно ли считать схемой преференции, предоставленные той или иной компании госчиновников. С одной стороны, это прямой ущерб для бюджета, с другой – в перспективе “льготный” инвестор может дать ощутимую экономическую выгоду.
“Вести такие дела банально некому. В ходе бесконечных люстрации наиболее профессиональное ядро специалистов из правоохранительных органов попросту вымыто. К тому же работать в антикоррупционных органах многие правоохранители попросту не хотят”, — рассказывает наш источник.
“Проще всего по финансовым расследованиям. В мире практически вся информация в этой сфере уже открыта – можно проследить буквально всю цепочку транзакций, от первого платежа до последнего. Но такие дела нередко тормозятся по политическим соображениям”, — говорит экс-сотрудник НАПК.
Политический мотив — еще одна, и, возможно, главная причина, по которым торопятся самые громкие антикоррупционные дела.
“Почему нет продвижения по делу Крючкова, которого называли свидетелем номер один против Порошенко и который сам на камеры рассказывал, как мешками носил деньги на “Ленинскую кузню”? Почему в конце-концов НАБУ “не заметило” деятельности экс-главы “Укравтодора” Новака и мы узнали о схемах на дорожном строительстве только после того, как эти факты выявили польские правоохранители. Думаю, ответ один – нет политического решения по таким громким расследованиям”, — резюмирует Кравец.
“Несмотря на существующую законодательную базу, особого продвижения в борьбе с коррупцией нет. Потенциальные фигуранты, видя, как отмазывают других, знают, что и им в случае чего тоже ничего не будет”, — говорит экс-сотрудник НАПК.